Глава 1. Словесная дуэль
I
Под трели соловья просыпалось и входило в свои права солнце над лесом и всей долиной. Вода в ручьях, казалось, ночью журчала не так ярко, как это было теперь с утра; она рассказывала о том, что рада новому дню. Листья на деревьях как будто бы вытягивались после ночного сумрака, после тихого сна, который не мог потревожить ни тот слабенький лёгкий ветерок, что радостно опускался на своих сандалиях к земле, ни ночные жители, возгласы которых раздавались повсюду в полумраке. Кошка, сидящая рядом с деревом, лукаво подмигивала кому-то, всякий раз промышляя достать своей лапой до уха.
В воздухе ещё стоит эта утренняя дымка – туман, – который окутывает покрывалом ранних жителей этого нового дня. Листва на деревьях заговорила под новопришедший ветер, который, как герой с мечом, прогоняет так уже наскучившее кольцо дыма, которое окружает каждое дерево, обволакивая стволы плотной занавеской. Роса волнуется вместе с шёпотом ветра, придавая листочкам золотую и серебряную огранку, как лучшие ювелиры этого мира. Её капельки щекотливо соскальзывают с зелёных и жёлтых наконечников веток, оставляя за собой прозрачный свежий след. Молоденькие цветочки, которые воспрянули ото сна вместе с новым солнцем, уже позвякивают своими бутончиками и кивают вместе с ветром, стряхивая с себя росу, которая успела просочиться и в их разноцветные маковки.
Со стороны моря идёт поток свежести, который ласкает каждое существо, попадающееся ему на пути. Проникая во все щели и пространства, эта свежесть заставляет природу петь. И она поёт: отовсюду слышатся её голоса, эхом проносящиеся по всей покрытой жёлтым покрывалом света долине.
Как и тысячу лет назад солнце, земля, воздух и вода заключают свой союз, который не иссякает во имя тактов жизненной энергии на земле, который наполняет силой каждый новый день, пульсируя, как сок внутри дерева, по его венам.
Солнечное тепло накапливается, струясь из своего Отца, во всём, обвивая собой мельчайшие частички. Отражаясь от позолоченной крыши одного из домов, оно придаёт величественный лик Северному святилищу, стены которого впитали в себя слои истории за столетия. Мраморные белоснежные стены, как будто посыпанные неведомой известью, молчат, храня секреты, которые никто никогда уже не выведает у них. Они пережили многое и теперь по праву нежатся в первых лучах солнца. Золотые узоры, выступающие на поверхности стен, выполнены в виде стеблей растений и языков пламени, они таинственно поблёскивают, заставляя иного путника приставить ладонь к глазам, чтобы дать собой полюбоваться. Кружа по внешней стороне всего святилища, они зазывают путника ввысь, дабы позволить ему улицезреть древний механизм, который чудесным образом ютится здесь тысячелетиями. Безмолвно вогнутая в центральной области вертикальная золотая дуга, выполненная на конце в виде раскрытого крыла ястреба, пропускает чрез себя шар, который круг за кругом огибает свою ось жизни. Чуть выше к шпилю-крылу вращается подобный шар, но уже не таких размеров, как его брат, собиратель энергии веков. Рубиновые вкрапления и полные рубиновые камни украшают верхние ярусы здания, окутанного каким-то волшебным шёпотом, который, казалось, издаёт шар, так долго пробегая свой жизненный путь. Отражаясь на солнце ярким кровавым оттенком, рубины окропляют кровью флаги с изображениями феникса, символизирующего смерть и новое рождение из пепла.
Многовековые деревья склоняют свои кроны над Северным святилищем, подобно диадеме, но эти деревья молчат, они не скажут ни слова своим братьям и сёстрам вблизи, ибо помнят всё. Им, старцам, известно, что происходило здесь, в лесах Вечной Песни, несколько лет назад, им известно, что символизирует собой это святилище, а потому они, свидетели эпох, должны хранить вечное молчание в память о минувших днях. Околдованные навсегда забыться весною, они всё равно бросают свои красные слёзы, покрывая землю вокруг кровью прошлого и настоящего. Кажется, что всё здесь прекрасно и очаровательно больно прошлым. Даже листья, упавшие наземь, не смеют поднять своих ярких одеяний; они мирно и тихо лежат, убаюкивая эту землю, умоляя будущее не принести того, что видели их отцы и матери, подарившие им жизнь, чтобы теперь чтить память здесь среди света нового дня и тьмы будущей ночи.
Набравшись силы и осмелев, ветер меняет сандалии на колесницу, запряжённую лошадьми, он разносит таинство на многие пространства вдаль от этого священного места. Ржание коней, молящих об отдыхе, и удары сбруи слышны повсюду, особенно хорошо выпеваются завывания, когда струи воздушного потока скользят меж деревьями, после которых им не терпится слиться с небом. Они несутся наверх, спасаясь от земного утреннего спокойствия, не оставляя и малейшего упоминания о своём присутствии. Неиссякаемый небесный свод становится всё выше и выше, поднимаясь по своим неведомым ярусам и освобождая ветру пространство над лесами Вечной песни. Так нарушитель утренней неги несётся вдаль на огромные расстояния, пока не достигает места, где уже нет места его владычеству.
Солнце обжигается о холод, который властно исходит от земли, протекающей, как река вдоль двух островов жизни. Нет мочи проливать здесь свет благодатный, ибо та земля есть след могильного спокойствия, которое приносит отнюдь не вечный сон. Много лет сюда не проникали служители жизни, у лесов и стихий нет такой силы, чтобы бороться со смертью у порога в их храм невинной чистоты. Здесь поются песни: песни тех, кто пал здесь и теперь молит о помощи, — их души попали в плен к самому мору. Сонм мучеников, распятых здесь смертью, годами молятся вместе со своими надеждами о том, чтобы в один из дней успокоиться навеки. Сладостные песни о покое достают, хватают и душат потоки жёлтой извести, протягивающие свои костлявые испоганенные руки в сторону лесов весны. Как сухая отвратительная старуха зло смеётся, распространяя колющуюся чуму, которой оно дало здесь пристанище. Болезнь шествует впереди отрядов, изъеденной муками армии, которая дышит ядом и питается страхом. Жёлтый туман, лоснящийся, как изящный шёлк вокруг тела изумительного и прекрасного, играет здесь в прятки с безумством, которое нашло себя здесь полноправным со злом хозяином. Безумство стремительно летит сквозь то, что Союз Отвращения успел поставить на колени: деревья, растения, животных, воду, овраги, речушки, землю, — и убивается о массивную стену, которую оно может лишь облизнуть. В теорию зла эта стена попала номером один, за избавление от неё зло готово дорого заплатить, ибо стена рождает за собой городок-фортецию, где огоньки жизни и надежда ещё не угасли окончательно.
Вибрации голоса в самой высокой башне городка заставляют обратить на себя взоры. Высоко над землёй летит сумрак, который, казалось бы, охватил весь город – его-то и привлекло звучание голосов. Небрежно помахивая своими крыльями, полученными за верную службу стороне злобы и боли, он заглядывает своими змеиными глазами в окна комнаты, рождённой быть местом решения судьбы многого в этой местности, где так усердно рука об руку работают порчи грязных пороков. Кружа и обдавая холодным дыханием стёкла, сумрак прислушивается к разговору, имеющему после значительные последствия.
— Это безумие, Маврен, у Вас нет таких полномочий здесь, — донеслось у противоположного окна.
— Что Вы называете безумием, Вандрил? – вылетевшим из могилы голосом издалось от фигуры, сидящей за столом. – Если защита города не представляется возможной, то остаётся всегда только лишь один путь.
— За нехваткой рекрутов Вы хотите обратиться к мечу и огню. Вот что я называю безумием. Армия истощается и падёт рано или поздно, если не предпринять какие-то меры, а Вы собираетесь это совершить за один день.
комментарии (3)
